Читаем без скачивания Сердце Чёрного Льда [С иллюстрациями] - Леонид Алёхин

Миха присмотрелся к деревянной фигурке. И правда, дед Ойон вырезал его с круглым распахнутым ртом. Вот же отродье!

— Сай Олах и его сыновья. — Три черных костяных волка тянулись к фигурке Михи зубастыми пастями. — Идут по твоему следу. Вот Хозяева Сай Олаха и Кагалыма.

По спине Михи прошел мороз. Три фигурки побольше всех остальных до жути напоминали настоящих обитателей Ледяной Котловины. Дед Ойон не стал вырезать им лица — из-под капюшонов смотрела пустота. Зато выкрасил фигурки хитрым составом, серебрившимся на свету.

А вот мечи у них в руках сделал черными. Как и кинжалы у Мая и Алана — эти фигурки Миха узнал без подсказок. Костяного Мая — по белому плащу, отца — по короткой бороде.

Четыре остальные фигурки были Михе незнакомы.

Однорукий человек с лысой головой. Он лежал возле Сурги и Атмоса, ближе к Хозяевам Льда.

Три самые небрежно вырезанные фигурки. Одна большая, другая поменьше, последняя совсем маленькая. Большая и маленькая были сделаны из камня, средняя — из дерева. У большой в руках был здоровенный молот.

Дед Ойон собрал в мешок все фигурки, кроме трех последних. Положил их на ладонь и поднес к самому лицу Михи.

— Вот их мы ждем, — загадочно сказал тангу.

Больше ничего от него добиться не удалось.

«Сбегу», — твердо решил Миха.

Он не мог понять, как старик вообще уговорил его отправиться в Грань. Через тундру, путями диких кочевий. Удивительно, что добрались живыми.

И все ради чего? Мир спасать? Добывать несметные сокровища, славу и корону Озерного Короля в придачу? Как бы не так. Задницу просиживать в «Золотой кунице», где всего золота — два зуба горбатого хозяина. Да и те наверняка фальшивые.

Возьми Миха за труд самую малость поразмыслить, он бы сообразил, что дед Ойон его вовсе не уговаривал идти в Грань. Миха пошел сам. Винить было некого, кроме разве что треклятого Сай Олаха.

Оставалось навострить лыжи подальше от Граня, от деда Ойона, от Сай Олаха с его Хозяевами. Куда бежать? Миха пока не знал. Надеялся, что знания, почерпнутые из «Заморских Записок» и рассказов отца, помогут.

Вспомнив об Алане, Миха загрустил. Отец никогда не был особенно ласков с ним, бывало, что и крепко порол. Но кроме него у Михи никого не было. И с отцом всегда было интересно, даже когда он говорил о своих минералах или напивался и вспоминал Мару, мать Михи.

«Мне тебя не хватает, Алан».

«Будьте прокляты, Хозяева Кагалыма».

«Как бы незаметно отвязаться от Ойона, чтобы забрать припасы и лыжи?»

«Куда это смотрит Дед Сова?»

Немигающие глаза тангу смотрели на дверь. Сухие пальцы с длинными ногтями играли одной из трех безликих фигурок.

Дверь распахнулась.

Потянуло холодом.

В «Золотую куницу» зашел самый большой человек из всех когда-либо виденных Михой (не считая Хозяев Кагалыма, за людей их Миха не считал). Он встряхнулся, как выбравшийся из речки медведь, ладонью утер налипший на брови и ресницы снег.

Приглядевшись, Миха понял, что дело не только в росте. В новом посетителе все было огромно — кисти Рук, разворот плеч, ширина шага.

Но не это было самой удивительной чертой его облика. Подумаешь, мужик чуть ли не с ездового йотуна ростом, эка невидаль.

Голова гиганта была гладко выбрита с боков. Не тронута была лишь узкая полоса черных волос, тянувшаяся ото лба до макушки. Она давала начало густому хвосту, свисавшему до самых его лопаток.

По выбритой коже головы и мощной шее змеился узор диковинной татуировки. На шее она не заканчивалась, переползала на плечи, грудь и руки гиганта — он был одет в распахнутую меховую доху с обрезанными рукавами. Прямо на голое тело.

А под дохой он носил фартук!

Да, самый настоящий фартук. Вроде кожаного фартука кузнеца, но поверх кожи был нашит кусок ткани с узором. Узор в точности повторял рисунок татуировки — красным по черному. Вверху фартук едва прикрывал грудь, внизу колени. Сразу за ним начинались голенища высоких сапог.

По фартуку-то Миха и догадался, кто перед ним. Житель Соленых Гор. Фартук, вспомним-ка «Записки», зовется кайелах. Его носят только взрослые мужчины, кайелах — предмет их особой гордости. Он достается в результате нелегких и опасных испытаний. У каждого клана горцев свой неповторимый узор на кайелахах. Горцы верят, что узоры призывают им на помощь добрых духов и защищают от злых.

Вот сколько всего разного Миха знал про фартук гостя «Куницы». И еще немало вычитал он в «Записках» про кровавые обычаи горцев, их громадные мечи-таллиты, баронов-самозванцев, правящих окрестностями Пика Вериди.

Народ, собравшийся в трапезной, Руста явно не читал. В фартуке они видели хороший повод для зубоскальства, не более. А что хозяин кайелаха в плечах пошире любого из них — так на всякого громилу у самих пистоли найдутся.

— Эй, подруга, еще пива! — окликнул горца траппер в рыжей шапке с лисьими хвостами.

Двое его дружков — на лицо чистые кагалымские каторжники — довольно зареготали. Им вторили из-за соседних столов.

Горец не повел и бровью. Прошел через всю трапезную к стойке, облокотился на нее локтями.

— Милашка, я жду! — голосил траппер.

Он был пьян в дым. Но Миха не сомневался: из зажатого между колен ружья он промаха не даст. Плохие стрелки надолго в Гране не задерживались, пополняли собой армию каменных столбиков за оградой. Этот же — все лицо в шрамах — был одним из старожилов.

— Можешь, спляшешь, сладкая?

Горец бросил на стойку монету, поднял два пальца. Горбатый хозяин поставил перед ним две высокие кружки с шапками белой пены.

Кружки в «Золотой Кунице» были из грубо обожженной глины, с толстыми стенками. В толщине стенок была уловка хозяина, заказывающего кружки у местных тангу. На вид вместимость кружки была изрядная, но только на вид.

Зато весила кружка ого-го. Оставалось только дивиться, как горец без малейшего усилия поднял ее одной рукой. И, запрокинув голову, выпил в три могучих глотка.

Поставил на стойку. Взялся за ручку второй.

— Подруга, я теряю терпение, — громко заявил траппер.

Вторая кружка пролетела через всю трапезную и с грохотом разбилась об его голову.

Удар был так силен, что траппер опрокинулся на пол вместе со стулом. Ружье грохнулось рядом, к счастью, не выстрелив. Шапка с лисьими хвостами откатилась к дальней стене.

— Вот так да, — тихо сказал Миха.

Он не мог понять, когда горец успел отвернуться от стойки и бросить кружку. Вот это быстрота! А меткость! А силища!

Дружки траппера поглядели друг на друга. На невозмутимого горца. На месиво, в которое превратилось лицо их товарища. На ожидающую толпу. Начали вставать, привычно нащупывая пистоли и ножи у бедер.

Поясов со всем висевшим на них оружием на месте не оказалось. Аккуратно разрезанные, они соскользнули по бедрам трапперов и оказались на полу.

У трапперов за спиной громко цыкнули зубом. Они подскочили на месте, обернулись.

Позади них стоял очень маленький бородатый человек в штанах и кожаной куртке. Лысая его голова приходилась точно вровень с крышкой стола. Левую мочку карлика оттягивала вниз удивительная серьга — золотая восьмигранная гайка.

В руках карлик держал страховидные пистоли.

— Ну-ка, быстро, — сказал он неожиданно густым голосом. — Подобрали вашу падаль и вымелись отсюда. Считаю до трех. Раз, — он взвел курок первого пистоля. — Два.

Со щелчком второго курка трапперы проворно схватили оглушенного товарища и поволокли его к двери.

Карлик проводил их стволами пистолей и презрительным взглядом. Когда дверь за ними захлопнулась, он сунул пистоли за пояс. Взгромоздился на табурет, широким движением руки смел остатки трапезы вместе с тарелками.

— Хозяин, жратвы и выпивки! — рявкнул он. — Дан, тащи свою задницу сюда. Отпразднуем нашу первую зимнюю победу.

Не успело высохнуть разлитое вокруг стола трапперов пиво, как дед Ойон решительно поднялся и взял свою палку.

— Пойдем, — сказал он.

Миха не стал спрашивать — куда. И так понятно, что к карлику и Дану, его другу-горцу. Зачем — одному деду Ойону известно.

Все лучше, чем сидеть на месте без толку. Интерес к великану в кайелахе отодвинул на задний план мысли о побеге. Миха поспешил за старым тангу, который был тем временем на полпути к цели.

В двух шагах от столика, отвоеванного карликом и горцем у трапперов, Миха услышал обрывок их разговора.

— А где Тинкин, болотная душа? — спросил великан.

Карлик оторвался от пивной кружки, куда нырял чуть ли не всем длинным носом.

— В местной блудильне, где же еще, — ответил он. — «Шелковая подвязка», так она зовется.